Кризис и социальное самочувствие: Опыт 90-х не поможет
Оптимизм в отношении масштабов и длительности кризисных явлений, отмечавшийся в первой половине 2015 года, сменяется ростом негативных ожиданий. Наиболее явно это обнаружил последний замер в рамках постоянного исследования социального самочувствия россиян, проводимого ИНСАП РАНХиГС. Доля тех, кто считает, что ситуация заметно ухудшилась, выросла на 12% по сравнению с ноябрем 2015 года и достигла значений годовой давности, когда фиксировались панические настроения конца 2014 — начала 2015 года.
По сравнению с предыдущими замерами вдвое сократилась доля оптимистов, считающих, что ситуация быстро выправится. Вдвое же выросла доля считающих, что кризис продлится более 1–2-х лет. Общий характер динамики представлений о длительности кризиса — негативный. Вместе с тем массовых алармистских настроений — представлений о том, что происходит полномасштабный экономический кризис, не просматривается. Высока неопределенность в оценке перспектив выхода из кризиса: подтверждение тому — 14% затруднившихся ответить на вопрос.
На протяжении всего периода измерений практически не меняется доля населения, считающая себя неуязвимыми для кризиса, но она находится в пределах лишь 10%.
Доля тех, кого непосредственно затронул кризис (незначительно или в сильной степени), в феврале 2016 года превысила значение ноября 2015 года на 3 п.п. и достигла 78%. Прирост произошел за счет тех, кто затронут кризисом в сильной степени.
«Таким образом, налицо ползучее распространение негативных эффектов кризиса (потеря работы, снижение зарплаты, неполная занятость) на все более широкие слои населения с захватом все новых видов экономической деятельности», — отмечается в исследовании РАНХиГС.
По словам экспертов, пока такое масштабирование кризисных явлений и все большее вовлечение в него населения не предполагает пересмотра сложившихся моделей экономического и, в частности, трудового поведения, а, напротив, оставляет большинство россиян в убеждении, что неблагоприятный период следует переждать, не предпринимая каких-либо усилий, — достаточно лишь сократить масштабы потребления товаров и услуг.
«В целом данные мониторинга демонстрируют заметное сокращение потребительской активности, причем не только среди малообеспеченных групп населения, но и среди средне- и относительно высокообеспеченных (высокодоходные группы обычно не попадают в число респондентов массовых опросов, поэтому здесь речь может идти о высокообеспеченных относительно других групп населения)», — констатируют аналитики.
Использование неблагоприятного периода для роста человеческого капитала (инвестирование в образование и здоровье) не находит широкого распространения — так поступают не более 15% респондентов.
Более популярно использование личного подсобного хозяйства для получения дохода: в феврале 2016 года 24% населения сообщили, что намереваются вернуться к этому виду деятельности.
«Преобладание пассивных форм адаптации населения к негативным проявлениям кризиса имеет под собой явные институциональные причины. Те возможности, которые имелись в распоряжении населения в ходе трансформационного кризиса 1990-х гг., сегодня практически исчерпаны», — отмечают в РАНХиГС.
Неорганизованная торговля проиграла крупным торговым сетям, кроме того, девальвация рубля и падение платежеспособного спроса со стороны населения сегодня делают этот сектор экономически невыгодным. В любом случае он не может создать то число рабочих мест, которое было бы сопоставимо с масштабами «челночества» 1990-х годов.
По мнению экспертов, малый бизнес без инвестиций, но с большим числом административных барьеров, которые появились в последнее десятилетие и стали «бичом» малого предпринимательства в России, не продуцирует новых рабочих мест и не способен дать источники существования значимым по численности социальным группам.
Неформальная занятость явилась порождением 1990-х годов и сыграла значительную роль в адаптации населения к социальному стрессу. Однако тот факт, что масштабы неформальной занятости в последние годы не зависят прямо от экономических параметров, а если зависят, то со значительным временным лагом, позволяет экспертам предположить, что объемы неформальной занятости находятся в определенном равновесном состоянии, адекватном сложившейся структуре экономики и рынка труда. В итоге сегодня у населения отсутствуют институциональные возможности, которые сыграли значительную адаптивную роль в ходе кризиса 1990-х годов.
«Общий взгляд на полученные к настоящему времени результаты мониторинга, свидетельствует о том, что реализовавшийся в последние 15 лет сырьевой тип экономики определенным образом повлиял на формирование массовых моделей социально-экономического поведения. Население исходило из того, что, во-первых, рост личного и семейного благосостояния происходит сам собой, вне зависимости от усилий по повышению индивидуальной конкурентоспособности и роста производительности труда; во-вторых, источником повышения личного и семейного благосостояния является государство. Результатом таких представлений стал рост патерналистских ориентаций и соответствующих моделей поведения. Реализация этих моделей носила рациональный характер при благоприятной экономической конъюнктуре, но контрпродуктивна в ситуации кризиса», — говорится в исследовании.
Проблема, по мнению аналитиков, состоит в том, что смена доминирующих ранее моделей поведения затруднительна в силу того, что институциональный контекст для реализации моделей поведения, основанных на самореализации, использование собственных социальных ресурсов развития, индивидуальной конкурентоспособности, не создан.
По сравнению с предыдущими замерами вдвое сократилась доля оптимистов, считающих, что ситуация быстро выправится. Вдвое же выросла доля считающих, что кризис продлится более 1–2-х лет. Общий характер динамики представлений о длительности кризиса — негативный. Вместе с тем массовых алармистских настроений — представлений о том, что происходит полномасштабный экономический кризис, не просматривается. Высока неопределенность в оценке перспектив выхода из кризиса: подтверждение тому — 14% затруднившихся ответить на вопрос.
На протяжении всего периода измерений практически не меняется доля населения, считающая себя неуязвимыми для кризиса, но она находится в пределах лишь 10%.
Доля тех, кого непосредственно затронул кризис (незначительно или в сильной степени), в феврале 2016 года превысила значение ноября 2015 года на 3 п.п. и достигла 78%. Прирост произошел за счет тех, кто затронут кризисом в сильной степени.
«Таким образом, налицо ползучее распространение негативных эффектов кризиса (потеря работы, снижение зарплаты, неполная занятость) на все более широкие слои населения с захватом все новых видов экономической деятельности», — отмечается в исследовании РАНХиГС.
По словам экспертов, пока такое масштабирование кризисных явлений и все большее вовлечение в него населения не предполагает пересмотра сложившихся моделей экономического и, в частности, трудового поведения, а, напротив, оставляет большинство россиян в убеждении, что неблагоприятный период следует переждать, не предпринимая каких-либо усилий, — достаточно лишь сократить масштабы потребления товаров и услуг.
«В целом данные мониторинга демонстрируют заметное сокращение потребительской активности, причем не только среди малообеспеченных групп населения, но и среди средне- и относительно высокообеспеченных (высокодоходные группы обычно не попадают в число респондентов массовых опросов, поэтому здесь речь может идти о высокообеспеченных относительно других групп населения)», — констатируют аналитики.
Использование неблагоприятного периода для роста человеческого капитала (инвестирование в образование и здоровье) не находит широкого распространения — так поступают не более 15% респондентов.
Более популярно использование личного подсобного хозяйства для получения дохода: в феврале 2016 года 24% населения сообщили, что намереваются вернуться к этому виду деятельности.
«Преобладание пассивных форм адаптации населения к негативным проявлениям кризиса имеет под собой явные институциональные причины. Те возможности, которые имелись в распоряжении населения в ходе трансформационного кризиса 1990-х гг., сегодня практически исчерпаны», — отмечают в РАНХиГС.
Неорганизованная торговля проиграла крупным торговым сетям, кроме того, девальвация рубля и падение платежеспособного спроса со стороны населения сегодня делают этот сектор экономически невыгодным. В любом случае он не может создать то число рабочих мест, которое было бы сопоставимо с масштабами «челночества» 1990-х годов.
По мнению экспертов, малый бизнес без инвестиций, но с большим числом административных барьеров, которые появились в последнее десятилетие и стали «бичом» малого предпринимательства в России, не продуцирует новых рабочих мест и не способен дать источники существования значимым по численности социальным группам.
Неформальная занятость явилась порождением 1990-х годов и сыграла значительную роль в адаптации населения к социальному стрессу. Однако тот факт, что масштабы неформальной занятости в последние годы не зависят прямо от экономических параметров, а если зависят, то со значительным временным лагом, позволяет экспертам предположить, что объемы неформальной занятости находятся в определенном равновесном состоянии, адекватном сложившейся структуре экономики и рынка труда. В итоге сегодня у населения отсутствуют институциональные возможности, которые сыграли значительную адаптивную роль в ходе кризиса 1990-х годов.
«Общий взгляд на полученные к настоящему времени результаты мониторинга, свидетельствует о том, что реализовавшийся в последние 15 лет сырьевой тип экономики определенным образом повлиял на формирование массовых моделей социально-экономического поведения. Население исходило из того, что, во-первых, рост личного и семейного благосостояния происходит сам собой, вне зависимости от усилий по повышению индивидуальной конкурентоспособности и роста производительности труда; во-вторых, источником повышения личного и семейного благосостояния является государство. Результатом таких представлений стал рост патерналистских ориентаций и соответствующих моделей поведения. Реализация этих моделей носила рациональный характер при благоприятной экономической конъюнктуре, но контрпродуктивна в ситуации кризиса», — говорится в исследовании.
Проблема, по мнению аналитиков, состоит в том, что смена доминирующих ранее моделей поведения затруднительна в силу того, что институциональный контекст для реализации моделей поведения, основанных на самореализации, использование собственных социальных ресурсов развития, индивидуальной конкурентоспособности, не создан.
 | Код для вставки в блог |  | Подписаться на рассылку |  | Распечатать |